Мишка

— Не пускай Мишку!!! Не пускай!!! Твою мать, ну что ж ты…
Под смех мужиков, в клубах заиндевевшего воздуха, оттолкнув зазевавшегося Саньку широким плечом, в маленькое помещение ВОХР ввалился здоровый пес.

— Ну все, — ржали мужики, — для тебя, Лукьяныч, ресторан закрылся! Собирайся, «жена» пришла!

Разогнав широкой ладонью табачный дым над импровизированным «рестораном» (три бутылки водки и банка тушенки), хозяин с укоризной посмотрел на пса.
— Мишань, а Мишань? Шел бы ты домой, а? Дай с мужиками посидеть, имей совесть?
Молящие нотки в голосе Лукьяныча вызвали новый взрыв хохота.
— Ну, это… Ну, посмотрим еще, кто кого на этот раз, — пробормотал Лукьяныч и занял за столом стратегически верную позицию: подальше от Мишки.

За окном мела пурга. Мужики, отсмеявшись, еще разлили по одной. Пес, положив тяжелую голову на широкие лапы, сквозь полуприкрытые глаза подсматривал за хозяином…

Как там рассуждал Полиграф Полиграфыч, будучи еще Шариком? «Очевидно, моя бабушка согрешила с водолазом»? Судя по Мишке, его бабушка согрешила со всем Балтийским флотом. И даже с кем-то из заезжих, с Тихоокеанского. Мишкина мама тоже не ударила лицом в грязь и, попав с полярниками на берега моря Лаптевых, заставила выть в душевных муках на полярное сияние не один десяток аборигенских лаек. В общем, Мишка получился красавец: могуч как линкор, быстр как торпедный катер и хитер как чукотский шаман. А еще: огненно-рыжий.

Хозяина Мишка выбрал себе сам. Выбравшись на свет Божий из уютного сумрака теплотрассы, по-щенячьи спотыкаясь и повизгивая, он, повинуясь глубинным вывертам собачьего сознания, направился прямиком к дверям здоровяка, балагура и по совместительству водителя пожарного «Урала» Лукьяныча. Это была судьба.

Лукьяныч, поначалу, хотел новообретенного питомца назвать просто и незатейливо: «Блять». После столкновения в темноте подъезда с щенком, его какашкой и диким визгом, ничего другого в голову просто не приходило. Но как-то все утряслось, и Мишка стал Мишкой. (Все-таки лукавил немного Лукьяныч: перестройка была в самом разгаре, и непросто так пса он Мишкой назвал, ох, не просто так…)

Летело время, и под холодной усмешкой полярного сияния Мишка с Лукьянычем пережили многое: развал страны и уход жены, потерю работы и обретение новой, потерю смысла жизни и поиск нового. Все жизненные перипетии Мишка переносил с нордическим спокойствием и моряцкой бесшабашностью: вместе с хозяином жрал макароны, когда не было денег; придирчиво обнюхивал новых подруг Лукьяныча — дабы никакая змеюка подколодная не разрушила их уютный мирок; не теряя оптимизма, вместе с хозяином менял места работы в стремительно умирающем северном поселке.

Вот только Лукьянычу мишкиного оптимизма не хватало: что-то в итоге в нем надломилось, и все чаще и чаще смысл жизни стал находиться на дне граненого стакана. Мишка вначале не понимал происходящего с Хозяином, а потом начал страдать. Нет, Хозяин не уходил в запой, не забывал покормить пса, в припадке пьяной злобы не вымещал проблемы на Мишке… Он просто стал… не такой… Логика Мишки была проста и прямолинейна, как штык от «трехлинейки»: Хозяина надо спасать!

За окном мела пурга. Мужики, слегка приняв на грудь, ударились в разговоры: под бубнящий телевизор обсудили Ельцина, МММ, рост цен и знакомых баб. От баб разговор вернулся снова к Ельцину и уже готов был свернуть к росту цен, как был прерван Лукьянычем:
— Ну, твою мать… — грустно пророкотал он басом и с детской обидой заглянул под стол…

Если внешне Мишка ассоциировался с красой и мощью флота, то внутреннему его содержанию могли бы аплодировать стоя все великие полководцы истории. Мишка был гениален как Наполеон в планировании, стремителен как Брусилов в прорыве и беспощаден как Жуков в наступлении. Проникнув в помещение и прикинувшись на время ковриком, Мишка подождал, пока внимание объекта атаки рассеется и, совершив обходной маневр с прорывом, аккуратно зажал кисть хозяина своими клыками. Всё. Сидеть Лукьянычу было можно, жрать тушенку — сколько угодно, пить — фигушки. Проверено.

Под смех мужиков, Лукьяныч натянул шапку, кунтуш и открыл входную дверь. Мишка озорными глазами оглядел собравшихся и, показав всем хвост колечком (эх, папка-лайка), чинно удалился с понурым хозяином в кильватере.

— А ведь так и не даст он ему пить, — смеялись мужики, разливая еще по одной.
А в глазах таилась грусть. У них такого пса не было…

Автор неизвестен